Всем хорошо известна фраза: «Каждый миллионер с удовольствием расскажет, как он заработал свой… второй миллион». До последнего времени мало кто решался рассказать, как же был заработан первый миллион, и через что пришлось пройти для достижения этой цели. Но, похоже, времена меняются. В интервью нашему изданию о своем первом заработанном миллионе и становлении бизнеса рассказал совладелец крупного торговца бытовой техникой – компании «Фокстрот» – Владимир Шульга.

– Владимир Владимирович, вы помните свой первый, как это принято говорить, бизнес-опыт?

– Это был еще не бизнес, но можно сказать, что это была первая попытка «концентрации капитала» (Смеется). Я, сколько себя помню, всегда стремился иметь деньги, чтобы быть хоть немного экономически независимым. В младших классах школы я коллекционировал почтовые марки. Моя мама, учительница, не могла выделять на мое увлечение что-то из семейного бюджета. Но она ежедневно давала мне по 15 копеек на школьные завтраки. Не удивляйтесь, это был 1968 год. Я те деньги экономил и не завтракал. За неделю набегал почти рубль, и я по субботам присматривал в «Филателии» на улице Красноармейской недорогую серию африканских бабочек или портреты Рембрандта.

– Можно предположить, что это было не единственное увлечение…

– Первое и единственное. По почтовым маркам я выучил географию стран и историю колониальных завоеваний, позже увлекся живописью. Но в старших классах школы я стал интересоваться девушками, а, соответственно, и музыкой, под которую с ними можно бы потанцевать. И я марки забросил. Вместо марок меня заинтересовали Beatles и Creedence Clearwater Revival, позже – Led Zeppelin и Rolling Stones. Когда в 1974 году я окончил школу, директриса с облегчением вздохнула: Шульга ушел, и прекратилась спекуляция антисоветской музыкой. В школе я очень болезненно реагировал на ситуацию, когда не мог угостить девушку пирожными или билетом в кино. Я предпочитал отказываться от свидания под любым предлогом, если сидел без денег. Было стыдно признаться, что у меня пустой кошелек. И я стеснялся попросить в долг. Несколько раз мне приходилось разгружать вагоны на «Киеве-товарном». Но этот способ заработка мне не понравился. Я предпочел спекуляцию заграничными грампластинками. А это уже был бизнес.

– Как в дальнейшем, после школы, удавалось зарабатывать на жизнь?

– Отслужив три года на флоте и став студентом, я вывел спекуляцию музыкальными дисками на новый уровень: у меня появился компаньон-одноклассник, состояние мы приумножали вдвоем. Основной доход складывался не с перепродажи пластинок, а с операций по их неэквивалентному обмену. Этот путь был более сложным, но зато и более прибыльным. Приходилось держать в голове не только сотни имен исполнителей, но и наименования их произведений, знать конъюнктуру рынка грампластинок, причем не только в Киеве. Например, при обмене без доплаты Элтона Джона на King Crimson можно было заработать за одну сделку 20 рублей. Таких сделок мы проводили в месяц более ста. Плюс продавали диски в другие города СССР. Нужно было разбираться в заграничных фирмах грамзаписи – это тоже влияли на цену пластинки. Кто хуже все детали учитывал, тот прогорал. Во время советского застоя у нас получался «чистый» капитализм. Мы свой капитал наращивали не в деньгах, а в элитном товаре. На начало 80-х годов мы держали в общей коллекции около трехсот первоклассных пластинок зарубежных джазовых и рок-исполнителей, каждая ценой по 50-60 рублей. Мы стали известными в тусовке киевских меломанов. Нас уважали и к нашему мнению прислушивались. Главное – я мог позволить себе ездить на такси, не брать в студенческие годы деньги у матери, и иметь возможность угостить знакомую девушку – теперь уже советским шампанским и грузинским коньяком.

Потом пути с одноклассником разошлись – заработок на пластинках уже не устраивал – с возрастом (25 лет) мне захотелось чего-то более весомого, чем 300-400 рублей в месяц. Но любовь к хорошему року и джазу сохранилась. Мы честно поделили коллекцию поровну, а я потом продал ему свою половину по льготной цене.

– В принципе, в то время большие суммы денег зарабатывали лишь так называемые «цеховики»…

– Наверное… У нас сперва был свой «виниловый» цех (Смеется), который я в одиночку решил переоборудовать под цех «картежный» – за примером недалеко ходить… Я решил, что буду зарабатывать много больше, если начну играть в карты, полагаясь на отменную память. Я умел неплохо играть всего в две игры – в «подкидного дурака» вдвоем и еще в «гусарика». Это преферанс вдвоем, с «болванчиком». Запоминал все карты в отбое – «в дурака» и помнил часть последовательности при тасовке в преферансе. В итоге, быстро проиграл все имевшиеся деньги и впервые в жизни залез в серьезные долги. У меня была возможность брать на работе крупные суммы денег «под отчет». Потом мне приходилось прятаться от бухгалтера, подолгу тянуть со сдачей авансовых отчетов. Так продолжалось около года, меня всего лихорадило. Год, наверное, был одним из самых трудных, в смысле нервных, в той моей жизни. А еще через год в моем мастерстве произошел качественный скачок – и я начал выигрывать. Играл не из-за любви к картам, а исключительно, чтобы заработать. Никогда не был азартным и редко садился играть с соперниками, равными по классу. Не было в спортивных состязаниях смысла. Только бизнес. В «дурака» мог играть по 100 рублей за партию, в «гусарика» – по 50 копеек вист. Кто играл, тот понимает…

– Интересно, как к этому отнесся Ваш одноклассник и компаньон по торговле грампластинками? Как, кстати, его имя?

– Василий Махмет. Он поначалу не скрывал осуждения моего нового образа жизни, а позже, увидев, что материально я начал от него отрываться, вроде бы зауважал. Правда, не упускал случая, чтобы не съязвить: «Ты доиграешься с этими картами». И в итоге Вася оказался прав. Зарабатывая в 1985-86 годах по тысяче-полторы рублей в месяц, я вовсе не щадил здоровье, выкуривая в ночь за игрой несколько пачек сигарет. Алкоголь для игрока был под строгим запретом, и у меня не получалось потом расслабиться: ни с женщиной, ни одному. Я шел прямой дорогой к инфаркту, и в 29 лет эта болезнь сразила меня. Чудом выжил, но стал инвалидом II группы. Понятно, что ни о каких картах дальше и речи быть не могло. К тому времени у меня уже была семья. Родился ребенок. Мы быстро проели все сбережения. Постепенно надвигалась нищета…

Пиковым моментом, помню, был эпизод, когда я повез в «Скупку золота» продавать за бесценок украшения супруги… Я был молод и при этом финансово несостоятелен. Не мог поднять больше 5 кг и пробежать даже 25 метров. Внезапно возникла угроза повторного инфаркта, и нужно было искать огромные деньги на операцию по аортокоронарному шунтированию. В 1990 году в СССР эти операции качественно делали только в Таллинне за 60 тыс. рублей (курс доллара 1:10) для не эстонцев. Для сравнения, 45 тыс. рублей тогда стоила трехкомнатная квартира и престижная «девятка» цвета «мокрый асфальт». Понимая необходимость операции, мы какое-то время пытались получить гражданство Эстонии через обмен жильем с русскими военнослужащими, которые жили в Таллинне. Операция была бы тогда бесплатной. Слава богу, не сложилось. Неожиданно выход из безнадежной ситуации нашла моя мама. Она договорилась с каким-то благотворительным фондом, согласившимся оплатить часть стоимости операции. После этого остальные деньги пообещали проплатить с моей работы.

Когда в 1990 году начал быстро рушиться Советский Союз, у его граждан появилась возможность массово выезжать заграницу в так называемые «коммерческие туры». Самой доступной страной для украинцев была Польша. И моя предприимчивая супруга, оставив ребенка на попечение бабушки, моей мамы, превратилась в «торгового челнока». Туда – сюда… Совковый товар – туда, «баксы» – сюда. Дальше – сложнее: туда – то же самое, а сюда – товар «made in China». Еще дальше – я вспомнил об экономическом образовании, вспомнил полузабытые за время инвалидности формулы из «Капитала» Маркса. Товар – деньги – товар (в Польше) и то же самое – в Киеве. В очередях за дефицитом на вывоз заграницу стоял я, по комиссионкам китайские футболки и джинсы распихивал тоже я. Моя жена, делала самую ударную работу: пересекала с товаром границу в обе стороны. Она же проводила все бизнес-операции вдали от Родины, но под пристальным вниманием «родных» бандитов. Еще я готовился к сложной по тем временам операции на сердце.

– Получается, что какое-то время семью содержала Ваша супруга.

– Да. За год челночных поездок Лиля полностью содержала материально меня и нашего четырехлетнего сына, причем на достаточно презентабельном уровне. Мы обзавелись подержанной видеодвойкой «Panasonic», а ребенок вдоволь наелся бананов. Как-то я предложил ей поменять бизнес-схему: договорись в Польше о проживании и покупай там товар у таких же челноков, как ты, пользуясь тем, что не к спеху возвращаться в Украину. Купив у челноков дороже, чем в Киеве, ты сэкономишь на доставке и “растаможке”. Имея запас времени, можно в Польше продать товар значительно дороже. Она согласилась, и мы вышли на новый, более высокий уровень ведения семейного бизнеса. После удачной операции я горел желанием побыстрее присоединиться к жене, чтобы доказать всем свою состоятельность, ей – прежде всего.

В августе 1991 года внезапно прогремел ГКЧП. Мы с тревогой наблюдали за попыткой коммунистов затолкать всех обратно в «совок». Но у Янаева по телевизору в новостях дрожали руки, и на следующий день стало ясно: ГКЧП сдулся. Борис Ельцин на какое-то время стал национальным героем Украины и ее предприимчивых граждан. Новые рыночные отношения хлынули мутным потоком. Центральный стадион в Киеве превратился в большой базар. Продавали все. Украина выглядела огромной «толкучкой». Бывшие комсомольцы, сотрудничая с бандитами, скупали у населения ваучеры, кто-то открывал ООО, кто-то затевал кустарное производство «левого» товара, торговал «паленой» водкой, а я рвался на базар в Польшу. Будучи на несколько лет отброшенным от денежных магистралей, искал собственный путь к богатству. По моему на то время глубокому убеждению путь находился в Катовицком воеводстве в польско-немецком городке Миколов. Там я и моя первая жена «сколотили» за полгода непрерывного базара первоначальный капитал для будущего «Фокстрота».

– Но ведь Вы только перенесли операцию. Как удавалось «крутиться» в Польше?

– Полгода после операции, пока срастались ребра, пришлось «терпеть» на Родине. И еще за полгода польских базаров я пару раз попадал в реанимацию: сердце все же шалило, не выдерживая физических нагрузок. Зато я вспомнил нархозовские предметы: АХД (анализ хозяйственной деятельности) и бухучет. Согреваясь вечерами после зимнего «тарга», я подробно анализировал имевшиеся на складе в «пивнычке» (подвальчик – по-польски) товарные позиции. Сравнивал их рентабельность и требовал от жены покупать оптом гораздо больше аккумуляторных фонариков. Она на меня начинала злиться, обиженно заявляя, что все-таки она – женщина, а не грузчик. За соседними базарными столами наши соотечественники искренне недоумевали: зачем я постоянно отмечаю проданный товар. Я ответил, что хочу знать, сколько зарабатываю. Они иронизировали: мол, сосчитай деньги в кошельке вечером, и будешь знать. Через семь лет я, уже состоявшийся бизнесмен, миллионер и основатель «Фокстрота», единственный раз в жизни посетил город Миколов. На знакомом базаре встретил ироничных соотечественников, занимавшихся тем же, чем и семью годами ранее, и, наверное, по-прежнему считавших свой заработок по купюрам в портмоне. Переночевав ночь у приютивших нас когда-то пожилых поляков, мы с женой поехали смотреть Европу в новом скоростном автомобиле «SAAB-Griffin»: Люксембург, Брюссель, Амстердам, Берлин и – обратно.

– Когда Вы вернулись из Польши в Украину? И что послужило причиной тому?

– Из Польши мы окончательно вернулись в июле 1992 года. С заработанными тремя с половиной «штуками зелени» мы чувствовали себя сказочно богатыми. У моей жены, кроме того, появилась недорогая песцовая шуба, у меня – турецкая кожаная куртка и оч-чень серьезные амбиции. Помню, пообещал Лиле, что через пять лет повезу ее в Италию. И таки повез, как обещал. Ровно через пять…

…Как-то мы выбрались поглазеть, что продается в «Доме мебели» на бульваре Дружбы Народов. Там я увидел выставленную на продажу «Honda Civic» за $15,000 – и чего-то не понял, как в анекдоте о новом русском: «А кто же тогда я?». Мне стало стыдно, потому что я понял, кто я: мелкий предприниматель, только выбившийся из нищеты, и следящий за курсом купона, чтобы закупить ящик «Сълнчев бряга» по доллару за бутылку, пока еще нерасторопные продавцы не успели поднять на них купонную цену.

Я зашевелился, начал судорожно искать, куда «инвестировать» семейный капитал. Мой сосед Петя посоветовал, картавя и шепелявя: «Сейцяс оцень выгодно вкладывать деньги в ледкоземельные металлы». Я над ним посмеялся – он еще возмущался несправедливостью судьбы: «Сто за фигня! Вкладываю тлëску, на выходе долзна полуциться сестëлка, а на выходе ни х…!». «Петя, – говорю – если хочешь на выходе получить в два раза больше, то на выходе будет ни х…».

Мне так не хотелось ехать на базар в Польшу! Я высматривал возможность для какого-нибудь бизнеса дома. Но в Польше все было налажено, а в Киеве придется начать с нуля…

– И к чему привели поиски?

– Пока ни к чему! А я уже скоро месяц, как в Киеве. Проводил жену с сыном отдыхать в Крым и «ищу» дальше. А где искать, точно не знаю… Встретил школьного товарища, у которого годом раньше купил видеодвойку «секонд-хенд». Я знал, что он зарабатывает, торгуя аппаратурой. Спросил, как идет торговля. А он мне говорит следующее: «Володя, если бы у меня сейчас были свободные деньги, я купил бы на них телевизоры Panasonic-21B4, а зимой “толкнул” бы каждый на $100 дороже». Оп-па-а… «Коля, а по чем сейчас «Панасоники?» – «По 350-360». – «Делаю тебе предложение по совместному бизнесу: у меня есть деньги на 10 телевизоров. Предлагаю их за мои деньги купить, а зимой – продать. Тысячу долларов прибыли поделим пополам. Договорились?».

На следующий день Коля завез ко мне домой десять «Панасоников», сделав несколько ходок старой инвалидной «шестеркой» отца. Я аккуратно расставил картонные коробки несколькими рядами на балконе, запаковал их от дождя в целлофан… И стал ждать зимы. Была средина августа.

– По логике запас терпения должен был иссякнуть очень быстро…

– Терпения ждать хватило только на неделю. Через неделю я вспомнил, как годом раньше, приобретя в семью подержанный «Panasonic», быстро продал старую «Березку», расклеив объявления о продаже на столбах. Номера телефона я, как было принято, надрезал, чтобы их было удобно отрывать будущему покупателю. А если сейчас продать, пусть не на $100 дороже, а хотя бы на 20-30? «Коля, ты сможешь купить еще телевизоров, чтобы было 10, если я какой-то продам сейчас?». Сможет. Я решил повторить опыт клейки объявлений о продаже TV. Полдня потратил на то, чтобы по узловым точкам Киева висело объявление: «Продаю (большими буквами) новый телевизор Panasonic-21B4 (большими буквами) в упаковке. Телефон вечерний…». На ветру мои бумажные телефонные номера напоминали ветряную мельницу, которая должна что-то смолоть.

В первый вечер не позвонил никто. На следующее утро я решил проехаться по тем же местам, чтобы проверить, как отрывают номер телефона на объявлении. Вечером я опять с надеждой смотрел на трубку телефона. И начали звонить… Первый «Panasonic» я продал на День первого года Независимости Украины. То, что этот день стал праздником и моей независимости – экономической, я понял позже. А тогда я под Театром оперетты (возле Колиной квартиры) встретился с одной «перспективной» теткой. С ней был школьного возраста сын с тележкой – «кравчучкой». Я понял, что продажа состоится, и мы с Колей заработаем по двадцатке. Партнер должен был у себя дома показать, как этот телевизор включается и настраивается. За последнюю неделю августа 1992 года я продал все десять «Панасоников» по $400, купив по $360. Мы с Николаем заработали по $200.

– Т.е. фактически первый опыт торговли видеотехникой с рук и привел вас в этот бизнес?

– Фактически да. При этом никто из нас сильно не напрягался. Во всяком случае, польских нагрузок не было и близко. Вторую десятку «Panasonic-21B4» я уже паковал на балконе не так аккуратно. За месяц я заработал, не выкладываясь, около $600 – столько же, сколько мы вдвоем с женой имели в Польше, стоя на базаре в дождь и снег, недосыпая. Фантастика! Благодаря Коле Чепеге, я нашел способ остаться в Киеве. Но и Коля, благодаря моей энергии и предприимчивости впервые много заработал. Я понимал, что зависим от него как от «поставщика» телевизоров. Включать и продавать «Панасоники» я за месяц научился. Но где он берет аппаратуру? Естественно, он тщательно хранил секрет.

Я жил на улице Довженко. Единственная дневная телефонная связь находилась тогда в виде таксофона, висевшего в тамбуре при входе в соседнюю с моим домом гостиницу «Ника». Я днем ходил туда звонить. Однажды… Это похоже еще на одну фантастику: ко входу в «Нику» подъехал крытый грузовик, и из него начали выгружать… телевизоры «Panasonic-21B4», недоступные без Коли. У меня просто голова закружилась: сколько их там было – 50 или 60? Я сообразил, кто главный в выгрузке – тот, кто сам не выгружал. Я подошел к нему и спросил: «Почем “Панасоники”?» – «По 450 баксюков» – ошарашили ответом. Облом, видимо, был написан у меня на лице. «Тебе один?» – поинтересовался главный. «Нет, я бы взял с десяток, но по $350» – «ОК, не с этой партии. Завтра утром будь возле спортивных тиров на Чоколовке. Я организую десяток по твоей цене. Деньги возьмешь с собой». Я не верил удаче и боялся «кидка», ночью не уснул. Накануне вечером сказал Коле, что заказ нового десятка сделаю позже. Утром с товарищем, отдав ему все «польские» $3,500 для подстраховки, мы поехали на ул. Курскую (Чоколовка). Приехав, я «обалдел»: зашел внутрь тиров-складов, а там «Панасоников» не меряно – 5 или 10 тысяч штук. Погрузчики их развозят по таким же грузовикам, какой вчера был возле «Ники». Нет, «кидка» быть не может. Я нашел нового знакомого – он уже ничем не руководил, а стоял с такими же перекупщиками в почти советской очереди, ожидая, когда получит свое «в одни руки». Кстати, его звали Толик Коваленко. Запомните фамилию – этот человек тогда не догадывался, что помог мне стать через четыре года миллионером. Первым помог Коля Чепега, были еще потом – третьи, пятые, десятые… Коваленко был вторым.

– Насколько я понимаю, после встречи с Коваленко вы в своем однокласснике больше не нуждались?

– Коля учился на класс моложе меня… Вы совершенно правы, в тот день я полностью замкнул весь бизнес-цикл: покупаю – я, продаю – я, деньги – мои. Я позвонил Коле и объяснил. Он не возражал, сказал только, что понимал: за мной ему не угнаться. Случайно познакомившись возле «Ники» с Толиком, я удвоил прибыль от продаж аппаратуры, став у него постоянным покупателем. Он завел меня в компанию «Эконс» – на ее склады в подвале под зданием офиса на Соломенке. Он также научил, что можно продавать не только «21B4» – есть еще другие модели и дюймы по диагонали, есть «Sony», «Toshiba», «JVC», есть «видики», видеокамеры и т.д. В его кабинете я впервые увидел монитор и компьютер, которые были приспособлены, наверняка, лучше считать товарные остатки и прибыль, чем тетрадка, ручка и калькулятор. Не важно, что Толик играл на нем в «тетрис» и другие игры. Он был не очень образованным, но умным и предприимчивым. Меня не смущал его суржик и жуткий черниговский акцент, смущала необязательность. Кроме того, он был порядочный человек. Он, я думаю, тоже потом догадался, что за мной ему не угнаться. Но, пока я возил от него с Соломенки коробки с видеомагнитофонами домой в маршрутном автобусе №17, Толик был вне критики. Я кормился с его фирмы целых два года. А вот при перевозке телевизоров мне все-таки приходилось нанимать такси. Еще я решился давать объявления о продаже в газете.

– Объявления в газете потребовались для увеличения количества клиентов?

– Когда ассортимент превышает несколько позиций, клеить объявления на столбах уже бессмысленно. Обратиться в газету я долго не решался из страха, что вычислят бандиты, читающие газетные объявления, и на меня выйдут. Случайно или нет, но я тогда выбрал удачное издание «Експрес-об’ява» – оно всеукраинское, не киевское. Мне начали звонить покупатели из других городов. Эти покупали не себе, а на перепродажу в провинции. То есть, вышло, что я изначально начал формировать будущую торговую сеть «Фокстрота», пока даже не отдавая в этом отчет.

Первые иногородние клиенты оказались одесситами. Их звонок о намерении купить сразу четыре 25-дюймовых телевизора «Sony» меня встревожил. Это были первые перекупщики в новом бизнесе, и я недоумевал: зачем одному человеку четыре больших телевизора? Я начал готовиться к встрече, не исключая, что меня могут ограбить.

Встретился на выходе из метро «Большевик» (сейчас – «Шулявская»). Я был с газовым пистолетом, одесситы – с какой-то стреляющей авторучкой. Они меня боялись не меньше, чем я их. Но, попав ко мне домой, поев борща, приготовленного Лилей, они успокоились и даже попросили подержать в квартире до отправления одесского поезда оплаченный товар. Наши отношения не омрачили остановившиеся за час до поезда оба лифта в доме – они вдвоем сносили по темной лестнице с 13 этажа четыре тяжелых (по 30 кг) телевизора, матерясь и, наверное, подозревая меня в тот момент в умышленном саботаже. Мне было крайне неловко за ситуацию, но я не мог даже помочь им физически – ограничение врача на подъем тяжестей было по-прежнему жестким, хотя бегать я уже мог долго. Переживая из-за лифтов, я нарушил правило и не встретился со следующими покупателями от дома за несколько кварталов, в компании ротвейлерши Джекки, а назвал домашний адрес по телефону. Ко мне впервые наведались бандиты, два человека. Такое вот получилось совпадение. Я сразу понял, открыв входную дверь. Думаю, решительная собака была для них более весомым аргументом, чем нарочитое передергивание затвором пистолета в кармане моей куртки. Бандиты какое-то время ругались, но согласились уйти. А ведь, помимо собаки, в квартире еще жена и шестилетний сын. На улице стояла середина осени «беспредельного» 1992 года. Подобную оплошность я больше не допускал.

Позже, как раз на день рождения жены, произошел еще один случай, связанный с плохо работающими лифтами, на этот раз комичный. Покупатель был из Кривого Рога. Звали его Миша, киевские спекулянты придумали ему из-за суржика кличку «Дешевше». Купив вечером два 21-дюймовых TV «Sony», «Мыша» заказал такси на вокзал и взял билет на поезд. Я готовился, выпроводив последнего клиента, праздновать день рождения Лили, помог занести товар в лифт и нажал кнопку 1-го этажа, но проехали мы немного, застряв между этажами. Просидели там не очень долго – меньше часа. Таксист уехал, поезд ушел – оба без Миши и телевизоров. Пришлось отмечать день рождения с единственным гостем – вместе с «Дешевше». Через два года посиделки у меня стали для будущих региональных партнеров «Фокстрота» традиционными, а для моей супруги – невыносимыми. Хорошо я запомнил еще 7 ноября 1992 года.

– Этот день напомнил вам очередную годовщину Великой октябрьской?

– Не этот. Тогда день был для меня символичен многократно: 7 ноября 1984 года я сумел «победить» ночью жену моего бывшего друга (кстати, именно в очередную годовщину), и она через год стала моей женой. А после того на следующий день, вернее ночь, имея в запасе такую «победу», я впервые выиграл в карты большие деньги, отбив все долги в несколько тысяч рублей, и еще осталось… После того я почти не проигрывал. Но в 1992 году в этот день я другим хвастался перед Лилей: «Смотри, мы вернулись из Польши с тремя с половиной штуками, мы прожили 4 месяца без бедности, и сейчас у нас – вот, посмотри, в моих руках – есть $5,000». Я собой опять гордился – инфаркт не помешал честолюбивым планам. Еще я, наконец, показал жене, кто главный добытчик. Позже мое тщеславие вернулось от нее бумерангом. Но это позже. А сейчас… Действительно, все «Панасоники» были проданы – спрос сумасшедший. На руках оставались доллары, но не оставалось на балконе дешевых «Панасоников»: в азарте многочисленных продаж я забыл, что они должны подорожать на $100. А подорожали даже на все $150. Не обратил внимания, что последними покупателями у меня были не потребители, а барыги со специфической «заточкой», в смысле, выражением лица. Впервые возник философско-экономический вопрос: стоило ли всю осень продавать, чтобы потом то же самое снова покупать, причем, дороже, чем продавал. Сейчас знаю, что стоило. По большому счету, проверялись на прочность мои возможности в бизнесе. Те доходы кажутся смешными, но без тех не было бы этих. Такие умозаключения…

– И где вы стали искать поставщиков?

– Я начал штудировать «аппаратурные» объявления в прессе, я стал выковыривать по одному – по два телевизора у других увлекшихся спекулянтов. На короткое время и Коля Чепега опять стал моим поставщиком – но уже в силу своей вечной неповоротливости. Наверное, версия «плюс $100» довлела над ним. Так я познакомился со многими будущими конкурентами «Фокстрота» по газетным объявлениям, например, с Сергеем Закревским («Домотехника»). В моей памяти он стал уникален тем, что вдвоем с товарищем поднял на мой тринадцатый этаж на плечах телевизоры при хронически неработающих лифтах. Не поленился. Ему спасибо еще и за то, что годом позже он проинструктировал мою жену, как правильно покупать товар в Эмиратах и как провозить через бориспольскую таможню. Преодолев психологический барьер с трудом, я стал покупать «21B4» по $450-470, хотя прежде продавал их по $400-420 – зато эти я продавал за $500-520. От такой арифметики голова шла кругом… Такой был бизнес, сезонный. Весной все покатилось в обратную сторону – успеть бы продать по себестоимости. Но социально-экономическое явление «сезонности продаж» я усвоил и старался впредь об этом феномене не забыть – ну, как то, что в квартиру нельзя бандитов приводить.

В июле следующего лета закончился первый год моего «не польского» бизнеса. Его итог – $10,000 капитала, который на 100% состоял из оборотных средств. Об основных средствах я знал только из учебников по экономике. Соответственно, передо мной не стоял вопрос амортизационных отчислений и их процентной ставки. Так же у меня не было расходов по обслуживанию процентов за кредит, поскольку их не имел, так как боялся пользоваться заемными средствами. Не было никакого безнала. Не было пока и расходов на заработную плату. Транспортные расходы мне не было необходимости учитывать. Все шло из одного общего – семейного кармана. Туда же и возвращалось – до сентября 1994 года. За первый год я приобрел оптовых покупателей, ставших через годы представителями «Фокстрота» по всей Украине, и несколько продавцов – поставщиков товара, ставших через годы для «Фокстрота» неинтересными. За первый год мне стали многие доверять: продавцы давали товар в беспроцентный кредит, а покупатели часто оставляли деньги под определенный товарный заказ по твердой цене, т.е. делали предоплату. Меня нашел один парень с Урала: он на месяц оставлял несколько тысяч долларов, чтобы я собрал нужный ассортимент.

Получилось, что за первый месяц второго года аппаратурного бизнеса я заработал столько же, сколько за весь первый год. Фантастика! Дальше – больше. По городу я уже без такси не перемещался – экономил время, оно стало дороже тикавшего счетчика таксиста. Ко мне поступило очень интересное предложение от знакомого «финансиста», а попросту говоря – конвертатора, продавца «нала» за «безнал» и, наоборот, через аппаратурные схемы. На подобных схемах в Украине тогда многие «сидели», но не многие потом разбогатели. Он предложил выгрузить, куда я скажу, сразу два КАМАЗа телевизоров «Sony» (21 дюйм, модель забыл, запомнил зеленого цвета коробки) по крайне выгодной цене, а в течение недели я с ним обязан рассчитаться. Я, наконец-то, научился – и еще немного подвинул, по цене, и мы ударили по рукам. Но я не знал, как мне решить проблему хранения такого количества техники – 160 единиц.

– И как вы решили проблему со складом?

– В августе я снова отправил своих отдыхать в Крым – мои бизнес-рывки совпадали с Лилиным отдыхом – и решил, что проще всего будет, если телевизоры загрузить в нашу двухкомнатную квартиру. Вот только как быть с лифтами, ненадежными до ужаса? А куда мне было в другое место грузить все то, что суммарно стоило 60 тысяч долларов? В десять раз дороже таллиннской операции… В сомнительный металлический гараж во дворе, который на всякий случай мы приобрели в семью? Только в квартиру, больше было некуда. Стал замерять кубические метры жилья, делить объем на кубики телевизоров (если еще не забыл: 60см х 60см х 60см). Кухня и туалет с ванной вроде остаются свободными. Но детская, гостиная, оба балкона и прихожая – под завязку до самого потолка. Я знал, что начну распродажу с прихожей. Лифтовую проблему хотел решить, предложив заработать соседу, бывшему лифтеру, а заодно – TV-грузчику. Но, как и где КАМАЗы выгрузить? Перед домом во дворе я заранее расчертил площадку мелом под две «камазные» горки на асфальте. «Скользкий» момент был всего один: напротив 16-этажки – редакция «Киевских ведомостей». Тогда в тот двор приезжали люди с криминальной внешностью, имевшие отношение или к изданию, или к его собственникам. На глазах у такой публики нагло выгрузить на асфальт перед домом столько японской аппаратуры – это было легкомысленным поступком. Но ничего лучше я придумать не смог, поэтому рискнул. Запомнился фрагмент складирования: нужно было из шкафа достать какие-то документы и пришлось протискиваться между потолком и верхним слоем телевизоров. Я, что хотел, достал, но был в потолочной побелке. Конечно, если бы семья в то время была в Киеве, я не решился бы на радикальный бизнес-ход. В те дни я познакомился с моим вторым будущим компаньоном по «Фокстроту» – с Валерием Семеновичем Маковецким. Геннадия Анатольевича Выходцева, еще одного основателя, я по газетному объявлению знал уже несколько месяцев.

– Не совсем понятен факт знакомства по объявлению для ведения бизнеса…

– Тогда это был распространенный способ знакомства коммерсантов, потому что одни и те же люди покупают и продают одинаковый товар. Гена живо отозвался на мое газетное предложение по тем же «Sony-2584», что таскали вниз по темной лестнице одесситы. Он позвонил и спросил у меня деловым тоном: «Сколько стоит?». Я ответил. Он: «Дешевле на двадцать возьмешь?». Я: «Предложи на $40 дешевле». Он: «Неинтересно». Сошлись на тридцатке. Встретился я с ним первый раз, как водится, на улице. Выходцев организовал доставку товара под дверь, я рассчитался. Пригляделся: простоватый порядочный парень. Голос, визгливо срывающийся на фальцет – такой бывает у взрослеющих щенков. Видно, что очень трудолюбивый и целеустремленный. Заговорили о ценах на аппаратуру: кто что предлагает. Я понял, что Гена Выходцев работает не на своих деньгах, а «перекидчиком» – взять и тут же без риска перепродать. Для меня – пройденный этап. Он сделал для моего уральца актуальное предложение по 4-головочным видикам «Panasonic». Я Гене заказал четыре единицы по его цене. Он предложил возить ко мне домой по одному. Я удивился. Он объяснил, что не имеет денег на все. Я предложил не терять бензин и время и взять у меня сумму, необходимую на четыре VCR. Он удивился: как я могу доверять незнакомым людям, не зная, где их искать. Я удивился: у тебя все на лице написано, что искать тебя не придется. Я не всем доверяю. Ему было приятно услышать о себе хорошее. Мы начали с ним общаться с июня 1993 года. Прообщались одиннадцать лет.

– А как произошло знакомство с Маковецким, вторым парнером по «Фокстроту»?

– Знакомство с Маковецким состоялось совершенно по-другому. Было начало сентября, с Геной вместе они еще не работали. Выходцев привез Валеру ко мне, чтобы тот купил у меня «камазный» зеленый «Sony». Из-за больших складских остатков в квартире я его не пустил дальше тамбура. Вынес за дверь квартиры коробку и попросил расчет, а Валера начал суетливо рыться по карманам в поисках купюр, глаза его при этом бегали в разные стороны. Денег не нашел. «Надо будет предупредить Гену – это мошенник», – подумал я в тот момент. Играя в карты, насмотрелся на них в свое время. Сейчас, будет пытаться меня «разводить». Ну, конечно: просит в долг под честное слово, потом, говорит, рассчитается. Я вежливо выпроводил обоих к лифту и захлопнул за ними дверь. Маковецкий второй раз приезжать ко мне постеснялся.

– Как продвигалась продажа двух КАМАЗов телевизоров?

– Я легко вкладывался в график расчета за два КАМАЗа, более того, я мог не торопиться с быстрой распродажей «Sony». Нужная сумма имелась: я обзвонил знакомых спекулянтов, предложив на эту позицию эксклюзивную цену, сохранив плановую прибыль за единицу товара. Все так, как меня учили в нархозе десять лет назад. Человека, который мне доверился, отдав, не побоявшись, под честное слово, такую гору аппаратуры, звали Олег Кузьмич (это была его фамилия) – он третий, кто помог мне стать миллионером. Жаль, что у него потом не сложился бизнес. Я ничего не знаю о его дальнейшей судьбе. Олег был гораздо моложе меня, он был полон идей. Его клубный пиджак был такого же зеленого цвета, как картонные коробки от «Sony». Благодаря ему я за три дня заработал на новую «восьмую модель» белого цвета и подарил ее вернувшейся из Крыма жене. Друзья загнали новую машину в новый гараж. Я опять любил жизнь, себя, Лилю, маленького сына Вадика, свои неординарные поступки и способности. Фантастика! Я это слово буду повторять много раз. Думаю, по каким-то личным причинам Олег Кузьмич «закопал свой бизнес-талант».

В сентябре 1993 года я снова почувствовал себя богатым – наверное, потому, что каждый месяц стал зарабатывать на новую «Honda Civic». Наш семейный капитал к Новому Году превысил $60,000. Фантастика! Я предложил Лиле вспомнить челночные навыки, теперь в сугубо ближневосточной, точнее, в эмиратской интерпретации.

– В чем заключался челночный бизнес на этот раз?

– На самом деле на меня работали уже четыре человека: домработница Нина – следила за чистотой и порядком в съемной квартире, оба брата Саджая – о них я сейчас расскажу, и, конечно же, моя Лиля – она с энтузиазмом включилась в новую для нее послепольскую челночную эпопею. За другим товаром в теплые Объединенные Эмираты…

Если не считать Лилю (если ее считать, то никого больше считать не стоило бы – она была вне конкуренции), я уверенно назову и четвертого человека, который помог мне стать миллионером. Этим человеком стал первый в моей капиталистической жизни наемный работник, не пролетарий – я эксплуатировал его, а он, работая на меня, эксплуатировал свой транспорт – мне так было дешевле. Транспорт назывался «Волынь» ЛуАЗ – мы его называли «Джип Широкий». Хозяина «джипчика» звали Владимир Мегонаевич Саджая. Он, грузинский беженец из Абхазии, имел голубые глаза и жену украинку. Позже родной брат Давид, уклонявшийся от воинской повинности сидеть в окопах под Сухуми, стал в металлическом гараже во дворе, вернее – перед гаражом, вторым сторожем, потому что «восьмерка» в результате успешного бизнеса внутрь гаража не помещалась. Первым сторожем-неудачником оказался когда-то удачный для меня сосед-лифтер. Он в гараже за ночь «сторожевания», не утруждаясь калькуляцией затрат, выкуривал пачку «Marlboro», которая по стоимости равнялась его трудовой ночи. Естественно, его надолго не хватило – и я втянул в бизнес еще одного грузинского иммигранта. Среди украинских силовиков долго ходила «легенда» о том, что «Фокстрот» крышуют два грузинских вора в законе.

О Лилиной «восьмерке». Когда зимой в мороз всю ночь внутри холодной машины сидел сторож и при этом еще дышал, то утром отчистить стекла от изморози Лиле было очень трудно. Она вычищала на лобовом стекле ото льда небольшой кружок, садилась за руль и везла в школу сына-первоклассника. Автомобиль выглядел как ледяной броневик без окон и часто озадачивал киевских гаишников.

Вова Саджая у меня работал на своем бензине и на собственных запчастях. Я платил ему всего $1 за час работы. Для нас обоих эти деньги в 1993 году не казались маленькими. Что платил Давиду – уже не вспомню. Володя был деликатным человеком: истекал последний час работы, и он добавлял газу, чтобы не залезать в следующий час – еще на $1 ко мне в карман. Я считал каждый доллар… Убедился, что Саджая, имея высшее образование КПИ, способен работать у меня водителем, экспедитором, охранником, кладовщиком, «валютчиком». Но не экономистом – это совершенно другая сфера деятельности. Спасибо за то, что качественно делал.

К Новому 1994 году я, как водится в электронном бизнесе, продал все, что мог продать. Остались какие-то надежные долговые обязательства и $45,000: три пачки по $15,000 для первой совместной с ребенком и женой поездки в ОАЭ – заработать и отдохнуть. Я часто, еще с игры в карты, понимал, что если иногда не рисковать, вряд ли много заработаешь. В аэропорту «Борисполь» я впервые повел мою Лилю … в мужской туалет. Она растерянно озиралась по сторонам, пугаясь и не понимая. «Задери кофточку» – приказал я. – Она повиновалась. – «Засунь пачки себе в джинсы» – она повиновалась еще раз. Декларация на $8,000 и официальные доллары под нее имелись. Я рассчитывал, что она и маленький Вадик выручат нас во время прохождения таможни… Получилась. Предупреди я о своем замысле «контрабандистку», могло быть хуже. А так Лиля успела испугаться только в самолете. Впервые после Польши я попал заграницу, не считая того, что служил на флоте. Решили покупать одну модель видеомагнитофона «Panasonic», но относительно дорогую. Разница между местной ценой и киевской превышала $100. Учли небольшой вес, важный при авиаперевозках – модель была максимально рентабельной. Видеокамеры имели рентабельность еще выше, и еще меньше весили, но в Киеве их тогда плохо покупали. На $45,000 планировали увезти 130-140 единиц, оставив необходимую сумму на таможню. Закупать решили все в предпоследний день, а пока просто отдыхали, балуя малыша детскими покупками и зимней клубникой. Беда подстерегла меня как раз в предпоследний день в Дубаи в одном из магазинов, торгующих электроникой. Я носил все деньги в застегнутой кожаной сумке на плече. Мне очень не понравилось, когда, выйдя из очередного магазина (мы приценивались – на опте 2-3 доллара скидки существенны), я увидел, что сумка расстегнута. С плохим предчувствием залез рукой внутрь… Нащупал одну пачку денег ($15,000), такую же вторую… Третьей не было! Я присел рядом с Лилей на скамейку и говорю ей: «Твой муж – ничтожество, он позволил, чтобы его обокрали». – «Полностью?» – спрашивает она спокойно. – «Слава богу, нет. Еще две пачки не успели вытащить». – «Так ты, Володя, радуйся! Тебя бог любит!».

Мы зашли в какое-то популярное кафе, оно называлось, кажется, «Ривьера». В голове бил кровяной колокол по мозговым извилинам и в виски: «Как же так! Бум! – Как же так! Бум!». Постепенно пришел в себя: «Лиля, ничего страшного не произошло, у нас теперь просто другая сумма денег. Считай, что мы сверхпланово потратились». В тот вечер мы закупили необходимое количество видеомагнитофонов (около 90). Позже завезли в отель в Рас-Эль-Хайме. Ткань для упаковки приобретена заранее. Багаж оформлен… Пошли в номер спать. Утром Лиля рассказала, что ей приснился сон, как уехала ее новая красная «Honda Civic». «Или двухкомнатная квартира» – попытался пошутить я. В Киев вернулись без проблем. Украденное в ОАЭ я отбил за месяц и к той истории больше не возвращался.

– Привезенные из ОАЭ видеомагнитофоны распродали быстро?

– Почти все привезенные нами видеомагнитофоны выкупили Гена с Валерой. Я доверял уже обоим – тем более, когда они объединились. Давал товар на реализацию, т.е. поступал так, как раньше поступали со мной. Законы рынка и законы порядочности в электронном бизнесе друг друга дополняли. Валера работал с Выходцевым, а я работал с Саджаей. Их двое, и нас двое. Но у нас только я собственник. Зная, что Гена, в отличие от Валеры, без денег, я по этому поводу недоумевал, но Валере было виднее. В ту зиму произошел еще один случай, который долго потом положительно влиял на наши будущие отношения в «Фокстроте». Я, как и в Польше, скрупулезно анализировал покупки и продажи и всегда в конце дня сводил кассу. Однажды не досчитался $100. Меня раздосадовала ошибка, а не пропажа. Вспоминал весь день и предположил, что, скорее всего, мне не додали Гена с Валерой. Только от них я не пересчитывал деньги. Но уверенности не было. Я позвонил выяснить у Выходцева – «Володя, ты что! Мы кассу раз в неделю сводим, и у нас вечно что-то “не бьет”. Ничем не помогу». Я забыл о $100. Через две недели о них напомнил Выходцев: «Володя, мы у себя, наконец-то, свели кассу и нашли твои $100». Фантастика!

Весной Лиля затеяла «евроремонт»… Он растянулся на полтора года. В той же 16-этажке мы свою двухкомнатную квартиру поменяли с доплатой на четырехкомнатную у того же соседа-лифтера, продолжавшего курить «Marlboro» и плавно катившегося в финансовую пропасть. На период ремонта этажом выше, на 10-м, сняли для проживания такую точно квартиру. Получился своеобразный «пентхауз» из восьми комнат, но только при наличии веревочной лестницы через балконы. До «Яги-Фокстрота» было все ближе и ближе – рукой подать. Выходцев зачастил ко мне в гости, иногда с семьей. Маковецкий все еще сторонился общения. Жену его я впервые увидел через несколько месяцев после начала совместного бизнеса. У нас с Лилей было много места, а Гена жил в маленькой съемной квартире на левом берегу. Валера с женой и двумя мальчиками вовсе ютился в «гостинке» – полуобщежитии. Стратегически моя квартира по расположению на улице Довженко под наш совместный бизнес подходила идеально.

– В чем выражалось это стратегическое расположение?

– Рядом железнодорожный вокзал, куда мои будущие компаньоны отвозили купленные у меня телевизоры для перепродажи в другие города. Я им отпускал товар из гаража чуть ли не под расписание поездов. Житомирская трасса, по которой из Европы поступала к нам электроника – тоже рядом. Была еще трасса из Борисполя, но в электронном бизнесе она не стала главной. Покупателям из провинции было удобнее приезжать ко мне, а не на улицу Луначарского к Выходцеву. Это тоже было моим конкурентным преимуществом. Я оброс связями: соседи часто с удивлением наблюдали, как к моему гаражу водители-турки выруливали огромные трейлеры с телевизорами «Sony». «Правильный» таможенник под гаражом их своей печатью «растамаживал». Дальше выстраивалась очередь транспорта, мелкого и не очень, из украинской провинции: от легковых «Запорожцев» до «ЗИЛов». В очереди чаще всего стояла вишневая «восьмерка» Маковецкого и зеленая «копейка» с прицепом Гены. С августа 1994 года, за месяц до создания «Фокстрота», Гена с Валерой получили у меня право покупать вне очереди, в кредит и дешевле всех – за крупный опт.

Весной 1994 года я совершил тактическую ошибку, позволившую конкурентам из «Гена & Валера» приблизиться по обороту и, как следствие, по капиталу. О трудноподъемном «евроремонте», затеянном супругой и пожиравшим капитал, упоминать не буду – полгода я балансировал на одной и той же цифре в $70,000.

– В чем заключалась ошибка?

– Прибыль начала уходить в «счастливое будущее семьи». Была и расслабленность в ожидании «не сезона» – весны и лета. Была усталость… Я решил на три месяца уйти с рынка, раздав знакомым долларовые кредиты, а потом с трудом и не у всех вернув. По сути, я на время освободил общую нишу будущим компаньонам. Кто знает: не поступи я так, не возникла бы через полгода «Яга», которую я потом переименовал в «Фокстрот»… В 2004 году – после того, как конфликт с «Гена & Валера» приобрел опасные очертания, Лиля, которая несколько лет уже не была моей женой, недоумевала: «Почему, когда вы объединялись, и у тебя одного было $70,000, а у них на двоих – $80,000, ты не взял меня четвертым компаньоном?» – «Не получился бы “Фокстрот”. Что-то получилось бы, но не такое мощное, другое» – ответил я. Лиля меня не поняла…

– Если я правильно понимаю, то после этого трехмесячного простоя и была создана фирма, впоследствии ставшая нынешним «Фокстротом»?

– Начиная с июля, я стал переманивать у «Гена & Валера» самых ценных покупателей – из Донецка, Краматорска, Кривого Рога. Валера засуетился: конкурентное преимущество через отправку товара по железной дороге «съедалось» моим кредитованием покупателей, полным игнорированием продаж в розницу и намного лучше поставленным и учетом, и всем бизнес-процессом, включая «растаможку под гаражом». К тому времени я раскусил особенности «Гена & Валера»: если нужно спихнуть залежалый товар, то договариваться следовало только с Выходцевым: сколько Маковецкий ни брал трубку, когда я звонил с бизнес-предложением Гене, на другом конце он слышал лишь короткие гудки. У нас тогда слово «да» означало «куплено» – я часто Выходцева на этом ловил… Не знаю, «пинал» ли его потом Маковецкий, но свой «неликвид» я «сплавлял» им регулярно.

В августе Валерий Семенович Маковецкий привез официальное предложение работать втроем. Геннадий Анатольевич Выходцев его сопровождал. Я растерялся. Зачем мне это? Бизнес в порядке. Еще подумал… Больше всего смутило заявление, что предложение уже разослано многим. А положительно откликнулся только один.

– И кто же в результате прошел мимо своего бизнес-счастья?

– Согласился только Сергей Пермяков. Некий Игорь «Зубастик», которого я никогда не видел, нахально заявил, что даст им деньги, а «Гена & Валера» пусть вкалывают. Я знаком был с братьями Москаленками с «бандитского» Подола – те заявили Маковецкому, что не будут делать бизнес с «голодранцами». Первый в жизни ультиматум Валере я поставил до 01.09.1994 года: «С Пермяковым в одной компании я не буду работать, потому что ему, в отличие от вас, не верю. Выбирайте – с кем выгоднее». Валера выбрал меня, со скрипом – он аж скривился от навязанного ему выбора, так как до меня самоуверенно Пермякова пригласил… Уверен, в тот момент он впервые на будущее «скрутил мне дулю в кармане». Выходцев был проще и аргументы по Пермякову принял безоговорочно. Пермяков, узнав, что его проигнорировали, обозлился и вместе с двумя «эмиратчиками» и женой сколотил альтернативную команду под названием «Permy Co». Где-то год им удавалось с нами конкурировать (о чем постоянно ныл Маковецкий), но потом все-таки Пермяковы не выдержали и проворовались. Этих конкурентов не стало, и Маковецкий на время замолк.

– Компания изначально получила свое нынешнее название?

– У нас, в отличие от «Permy Co», названия еще не было. У «старшего брата» по бизнесу – в «Нью-Винде» мы в базе данных значились по-старому: «Гена & Валера». Когда дело только начинаешь, и у тебя есть компаньоны, возникает необходимость как-то все, что вместе делаем, «озаглавить». Слова, на самом деле, материальны. Но ты понимаешь это позже, когда получилось, и уже задумываешься над брендом. Слово, сочетание слов может быть иногда нелепым по отношению к сути бизнеса. В него не всегда потом вдохнешь смысл. Не случайно ведь был «Gold Star», а стал «LG». Режиссер Михалков-старший стал Кончаловским, а Пешков – Горьким. Закрепить этот смысл серией удачных PR-акций невозможно – потому что «ослиные уши» будут торчать «по любому». Когда кто-то говорит, что нет такого слова, которое нельзя было бы превратить в успешный бренд, он или глупец, или мошенник. Как корабль назови, так он и поплывет. Мы имели один неудачный опыт «называния» аффилированного предприятия по имени другого танца – какой-то, кажется, краковьяк или карапет, уже не помню. Так это «предприятие-танец» нам потом пришлось закрыть, потому что налоговые органы рвали его на куски. Видимо, считали название издевательством над собой. Вы только представьте, приходят с проверкой в компанию «Жуки-пуки», или компания «Рубанок» овладела такой-то долей рынка бытовой техники Украины… «Фокстрот» появился на полтора года позже, чем «Гена & Валера + Володя», а расцвел он и вовсе лишь в 2002 году, когда Виталий Гресько в наше мероприятие смог вдохнуть новую жизнь. Поначалу у нас появилась компания со сказочно-злобным названием «Яга».

– Почему «Яга»?

– (Смеется) Единственная на тот момент женщина-менеджер Ира Пономарева снимала трубку телефона и объявляла: «Яга слушает». Некоторые клиенты думали, что она и есть – баба Яга. Все было не так. Позже объясню…

…В конце 1994 года я как-то встретил Пермякова. «Ну, ты и выбрал себе компаньонов! – неприятно произнес он. – Один недоумок, а второй сумасшедший» – «Но не подлецы, как ты», – сказал я. Было тогда так. С 01.09.1994 года мы стали работать на общую для троих прибыль, суммарно скинувшись: 70+80=150 тысяч долларов. Чтобы моих компаньонов не смущали их недовложения, я предложил разницу занимать друг у друга под минимально возможный процент. Разницу ежемесячно пересчитывать. Я успокаивал «Гена & Валера» тем, что потрачу много денег на дорогой «евроремонт», и вложения выровняются. Правда, был еще серьезный беспорядок во взаимозачетах между Геной и Валерой: наличия ряда заявленных ими товарных позиций в реальности не было. Но я знал, что разберусь со всем проще, чем с одним Пермяковым, если бы тот у нас, не дай бог, появился.

Через месяц совместной с ними работы я сильно разозлился и пожаловался жене: «Куда я вляпался?! Заработал в сентябре столько же, сколько зарабатываю ежемесячно уже год. Но стал у компаньонов будто “крепостным“ – за месяц я ни разу дальше нашего двора не выбрался – собаку выгуливал иногда вечерами. Ложился спать в два часа ночи, когда заканчивал все бизнес-записи, а по утрам с семи часов разрывается домашний телефон заказами». Лиля мне отвечала: «Мы с тобой целый месяц не были мужем и женой». Я не мог ее упрек игнорировать – мог только признать. Психологические нагрузки выросли у меня где-то в четыре раза, а у «Гена & Валера» – остались прежними. Я пытался убрать из бизнес-процесса «бардак», а мои новые компаньоны подбрасывали постоянно еще порции беспорядка. Обидно было, что, работая в 4 раза больше и дольше, я богател теперь так же, как и они. А «Гена & Валера» богатели – в 4 раза быстрее. В первый месяц компания на троих заработала всего $45,000, т.е., моя 1/3 меня не радовала. С такой рентабельностью (около 20%) я работал уже год.

– Как на это смотрели ваши компаньоны?

– Во время какой-то пьянки Выходцев признался мне спустя годы: «Помнишь, Володя, мы подводили итоги первого месяца нашей работы?» – «Как не помнить!» – «Так вот, после спускаемся мы с Валерой от тебя по лестнице, потому что лифт не работал, он и говорит: “Не знаю, как Шульге, но нам клево!”». До объединения они имели на свои $80,000 всего $8,000 прибыли в месяц, их рентабельность была в два раза ниже моей. Зато в ближайшие годы никакой «евроремонт» их точно не ожидал (Смеется)…

В октябре, я постепенно втянулся и к нагрузкам привык, мы все втроем по воскресеньям выгружали очередные фуры «Sony» в Лилин гараж. Выходцев тогда беспрекословно меня слушался, а Маковецкий «отгавкивался», но пока еще не уверенно. Одновременно Валера мог засиживаться у нас дома заполночь, листая газеты или просто ковыряясь в носу, пока жена Валя в гостинке уложит спать резвых пацанов. Его совершенно не смущало, что он создает хозяевам квартиры дискомфорт. Не случайно Маковецкий с первого знакомства не понравился. Уверен, это было взаимно. Спустя годы оказалось, что это было навсегда…
…Октябрь дал просвет: мы на троих заработали уже $60,000, т.е. я тоже немного улучшил прежние показатели. К сожалению, не в семейной жизни. Громкий телефон будил меня по воскресным утрам слишком рано. На другом конце провода гнусавил голос с выговором жителя Донбасса, этот голос требовал «Валерчика к телефону». Я взрывался: «Какой, на х…, Валерчик здесь утром в воскресенье! Звони к нему в гостинку на нужный этаж, а не ко мне домой!». По эгоистичной рассеянности Маковецкий раздал землякам мой домашний телефон как свой. Выходцев был деликатнее. За весь совместный «период накопления первоначального капитала» с ним случился всего один конфуз. Случился в феврале, когда мы проработали вместе почти полгода.

– В чем этот конфуз проявился?

– Солнечное воскресенье конца зимы единственный день недели, когда Лиля могла надеть высокие каблуки и любимые платья в облипку ее красивой фигуры. Наш мальчик уехал в гости к бабушке. Заблаговременно. День для двоих… Звонок в дверь: на пороге счастливая Ира Выходцева с детворой, в платье, на тоже высоких каблуках, с бутылкой вина, за ней – смущается Гена с букетом цветов. Лиля вдруг: «Какого вы приперлись без приглашения в единственный день, который я могла провести без вас?!». Шок. Обиженная гостья уходит, уводя детей и мужа. С моей женой тогда случилась настоящая истерика. Мне досталось больше всех, особенно после неуклюжих попыток защищать Выходцева – типа, жена от скуки притащила. В то солнечное февральское воскресенье в компании родилась вторая по значению неприязнь ко мне. Я имею в виду Иру Выходцеву, а не Лилю.

– После октября бизнес пошел «веселее»?

– Нет, не веселее. На прибыли $60,000 в месяц мы затормозились надолго – до марта 1995 года. Даже Новый Год с его ажиотажным спросом не «качнул» нам прибыль. Пермяков & Со дышали в затылок – Маковецкий на меня из-за этого регулярно «отвязывался»: «Зря мы послушались тебя – из-за твоего упрямства получили сильного конкурента». Но вдруг рвануло в марте – $90,000! С чем было связано? С новыми бизнес-связями. По аналогии с Кузьмичом, у нас в марте появился сильный товарный кредитор «Lëтчик», по простому –Витя Свитовенко. Летчиком он никогда не был, он еще в СССР сопровождал авиарейсы как особист. Я познакомился с ним в Эмиратах, когда впервые поехал туда отдохнуть с семьей, но уже без «челночных» намерений.

– А откуда этот «Lётчик» брал технику, чтобы потом вас кредитовать?

– Кредитовал нас вовсе не «Lëтчик» – через него, т.е. под его гарантии мы смогли получить товарный кредит на несколько миллионов долларов у одного из крупнейших на то время эмиратских оптовиков. Витя со всего имел какой-то процент, сейчас и не вспомню какой именно. Совпадение во времени товарного кредита нам и товарных кредитов от нас опять стало той синергией, когда, образно говоря, 1+1 = больше, чем 2. В мае было уже 120! А к концу первого года нашего сотрудничества мы имели на троих, причем только в оборотных средствах, $1,000,000! Начиная год назад со $150,000. Я сразу отбросил версию развития бизнеса, по которой пошли конкуренты из «Permy Co», Сережа Закревский из будущей «Домотехники», Олег Лантух – старший из братьев и еще многие, о ком забыли.

– Чем ваша версия развития бизнеса отличалась от остальных? «Домотехника» существует и сегодня, и вполне нормально существует.

– Вы, наверное, не обратили внимание: я сказал «Закревский из будущей «Домотехники», имея ввиду его раннюю компанию, выросшую на эмиратском товаре «от Закревского». То, как строилась нынешняя «Домотехника», лучше расскажут ее учредители, и этот рассказ, уверен, лишь подтвердит мою правоту. Не должен хозяин компании выступать «челноком»! Категорично. «Челноков» можно нанимать или «привлекать». Я вспомнил свой польский опыт. Законы рынка не придумывают. Ими лишь пользуются – лучше, хуже… Кстати, «Домотехника» начиналась не со $150,000, а с суммы примерно в 20 раз большей.

Самый острый спор, по какому пути нам в ближайшее время развиваться, состоялся у меня с Маковецким, когда тот стал бредить розницей. Гена Выходцев надолго был занят «железнодорожной логистикой» и в спор не встревал. «Валера, немедленно заберите весь бывший свой, а теперь наш товар с консигнации по розничным точкам. Сейчас необходим быстрый оборот капитала и много “кэша”. Даже продавая в кредит, мы все же продаем, а не отдаем. Нам не вернут товар назад, как с ваших “долбаных” торговых точек, трижды его подменив и повредив! Какая может быть с нашими куцыми ресурсами розница? Давай сначала нарастим мускулы. Я требую немедленно товар из магазинов забрать и продать – слава богу, есть кому. К рознице мы еще вернемся. Через несколько лет», – говорил я. Был сентябрь 1994 года.

Маковецкий упрямо не хотел со мной соглашаться: «Понимаешь, Вова, если мы сейчас из магазинов уйдем, наше место займут конкуренты, и мы уже ни за какие деньги туда через несколько лет не вернемся». «Вернемся, причем за гораздо меньшие, чем сейчас, даже если это и будет номинально в несколько раз дороже» – парировал я. Мне тогда все же удалось на время Валеру додавить своими аргументами и еще – крайне жесткой позицией. Через несколько лет подтверждением моей правоты стали рассуждения скончавшегося недавно от инфаркта еще одного нашего серьезного конкурента Димы Будиловского. Он признавался, что очень сильно сожалел о допущенной когда-то ошибке. Суть ее была в том, что он заблуждался в выборе правильной стратегии для развития розничной сети аналогично Маковецкому, но, в отличие от Валеры, сумел свои ошибки признать. Кстати, я еще возил общественным транспортом коробки с «видиками», а Будиловский (их все называли «Лелик и Болик») уже широко представляли товарный ассортимент в дорогом торговом центре на Львовской площади. А потом все стало по-другому.

В октябре я потребовал от Валеры привезти домой компьютер, а от Гены – найти склад: «Ребята! Кто кого нанял?! Я вам продавец и учетчик, диспетчер и кассир, и кладовщик, и начальник ночной охраны. В конце концов, имейте совесть! Где обещанный компьютер, где склад?». «И офис…» – встряла в разговор моя жена. Тогда получалось, что Выходцев с Саджая работали по отправке товара целый день на вокзале, а вечером с лицом в угольной пыли Гена приезжал к Лиле в офис ужинать; Маковецкий от вокзальных погрузок всегда старался увильнуть, все время где-то пропадал или был занят «не пыльными» разговорами с Женей Волковым, тогдашним директором «Нью-Винда» – важного поставщика товара. Все остальные функции в компании выполнял я. От этого уже начинала «ехать крыша».

– А первый компьютер у вас когда появился?

– В октябре вместо компьютера у нас в офисе появился первый факс. Хорошо помню, как долго соображал, куда занести стоимость его покупки: вроде не товар, хотя «Панасоник». Списать на затраты тоже не получается, потому что он есть каждое утро. Наверное, время пришло для новой статьи расходов: основные средства – цена $260. Первые за историю «Фокстрота». Экономный Маковецкий надеялся, что вопрос компьютеризации компании после покупки факса подниматься не будет. Я не представлял, если честно, для чего нам может пригодиться компьютер. Представлял его большим калькулятором. Но чувствовал, что не ошибаюсь, требуя себе «большой калькулятор». А пока я «перся» от факса – сразу сообразил, что при его помощи можно копировать прайс-листы, и теперь мне не придется переписывать их десятки раз под копирку. Слова «Ксерокс» мы тогда не знали. В качестве именно факса первое «основное средство» заработало только спустя пару месяцев. А еще с его покупкой у меня наконец-то отпала необходимость держать у себя в памяти для разных категорий покупателей по пять-шесть индивидуальных прайс-листов – товар тогда продавал только я, и старался продать максимально дорого. Кто брал товар в кредит, не сильно торговался, довольствуясь розничной наценкой. Но были Миши «Дешевше», был расчет под «cash», были просто «грачи», которые могли то же самое купить у Пермякова – поэтому я знал, кому какой прайс предъявлять.

– Но, насколько я понимаю, компьютер все-таки появился…

– Первый компьютер появился в компании лишь к середине ноября, после того, как я опять в жесткой форме «наехал» на Маковецкого. В придачу к PC и монитору Валера привез ко мне домой с «Нью-Винда» еще и их программиста – Гену Пустовойта. Именно с ним было связано возникновение первого названия – «Яга». А еще удачного каламбура моей жены: «В нашей компании хорошие гены». К тому времени у меня в гостях бывал еще один Гена – самый крупный оптовый покупатель из Харькова – Гена Тужиков. Но вернемся к «Яге».

В воскресенье вечером мы втроем – я, Гена и Валера сели на пол перед Пустовойтом, как перед гуру, и он стал вещать о том, для чего применяется компьютер, и как он работает. Мне было очень интересно. Остальным тоже. Решено было поставить учетную программу «Нью-Винда», адаптируя ее под наши собственные потребности. При постановке у Гены Пустовойта возник вопрос: «Как называется ваша компания, для которой я инсталлирую программное обеспечение?». Мы на минуту замешкались… Все, наверное, в первый раз подумали о том, что «ребенку» два с половиной месяца, а имени у него нет. Когда мы отгружали товар авто-покупателям, те у нас постоянно просили хоть какую-то печать на липовую накладную, чтобы гаишники в пути не приставали. Выходцев тогда притащил круглую печать: ООО «Ю.Г.А.». Я его попросил расшифровать аббревиатуру – «Юра, Гена, Алексей». Спрашиваю:
– А куда делись Юра и Алексей?
– Юра в бегах, Алексей «в заднице»…
– А ты поэтому без денег?
– Да.

Но этот разговор был еще в начале сентября – за два с половиной месяца Выходцев кое-какой «жирок» успел накопить. Его печать теперь работала на другую компанию…
– Как вы назовете свою компанию? – Гена Пустовойт повторил вопрос.
– Яга – произнес я. Так он и записал: «installed for YAGA».

– И все-таки, почему «Яга»?

– Почему «Яга»? Ну, во-первых, не «Яга», а «ЯГА». Во-вторых, уже была круглая печать с похожим названием. В-третьих, «Я – это ШУЛЬГА», сокращенно «ЯГА». Да простят компаньоны мелкое мое тщеславие… Чем лучше ПО«ROSHEN»КО, «ТАС» или другие подобные наименования? Кстати, практически все названия компаний придумывал я. Никто толком, кроме меня, не сможет объяснить, как же возникло название «Фокстрот». Самое во всем смешное, что ни Genesis, ни Peter Gabriel, ни, тем более, танец фокстрот не имеют к придуманному мной для компании названию практически никакого отношения.

– Не понял… До недавних пор ходила легенда, что название «Фокстрот» придумал Владимир Шульга по аналогии с концертом группы Genesis.

– Нет, на самом деле не так! Все объясняю подробно и по хронологии. В марте 1995 года, когда у нас «вдруг рвануло» – я уже рассказал по какой причине, Маковецкого вновь (и не спроста! – сейчас понятно) стал посещать «зуд объединительства» на почве совместного бизнеса. «У нас партнером будет денежный «эмиратчик», – то ли утверждал, то ли нас уговаривал он. Таким представился старший Лантух – Олег. Мы вдвоем с Геной на время «прижали уши»: у Олега дорогой «джип»… Компаньоны – брат и их приятель Руслан (покойный – был расстрелян в 1998 году на яхте вместе с беременной женой) держат «Sunford», «Яге» не чета… Кто знает, может, Валера и прав. Я уже начал придумывать для четверых новое название: «ЯГА» не годилось – всего три буквы. «Квартет» – четыре, но слишком банально, а слово ласкает слух, близко к музыке… Хотя и к басням Крылова тоже… Что еще есть? Куплет… фагот… Турандот… фокстрот… Фокстрот? Танец? Genesis! Вдвоем? Вчетвером, если две пары… И лиса на льдинке – fox… Что значит «trot»? Вроде бы годится. Олег Лантух неожиданно возмутился: «У меня денег больше, чем у вас всех вместе взятых, а вы предлагаете долю, где у меня всего 1/4. Не хочу…». Не срослось тогда. Слава богу, обошлись без его денег и без всего того, что когда-то в советских гастрономах называлось «в нагрузку». Но на пятилетие компании приглашенный Олег Лантух признался, как сожалел о своем отказе всего два года спустя. Слово «Фокстрот» не пропало… Слово полгода в моей памяти хранилось, а на стыке 1995-96 годов слово родилось названием ООО, где директором был Гоша Дигам, а потом оно стало крупнейшей в Украине сетью розничной торговли с Виталиком Гресько. Он лису переодел, вернее – совсем раздел, снял с льдинки, как лагерь Отто Шмидта, и заставил улыбнуться.

– А куда потом делась «лисичка»? На логотипе «Группа компаний «Фокстрот» ее уже нет.

– Я же в 2002 году придумал название «группа компаний Фокстрот». Советовался с Аленой Сибиряковой – женщиной, сделавшей Дигама депутатом Киевского горсовета. Слушай, говорил я ей, был у нас СССР, и была Россия – никто ведь не сомневался, что это одно и то же. Хотя были еще Украина, Грузия и Дальний Восток. Ни у кого не возникли бы сомнения, если бы Великобританию назвали Англией, и наоборот. А наша группа компаний будет называться «Фокстрот», мы лисичку уберем: как возле флага «Union Jack» лев присутствует – а вот в группе «Фокстрот» лиса «пошла прогуляться». Оставим только строгие слова… Но давайте вернемся к компьютеризации.

В воскресенье вечером мы втроем – я, Гена и Валера сидели на полу перед Пустовойтом, как перед гуру, а он вещал, для чего применяется компьютер, и как он работает. Мне было интересно. Гене и Валере тоже. Первый урок Пустовойта был и последним. Дальше мы разделились на две учебные группы: 1) я с Геной Пустовойтом; 2) я с Геной Выходцевым. Маковецкий по своим соображениям обучаться отказался. Первый Гена учил ночами меня, одновременно приспосабливая программу под мои потребности, второго Гену в свободное от вокзала время учил я. Кое-чему выучились. Все. Выходцев был прилежным учеником – видно, что педагогическое образование. Маковецкого я где-то год старался к клавиатуре не подпускать – не его это… Днем они работали, как раньше, без компьютера, а ночью операции, накопившиеся за месяцы «бескомпьютерщины» я постепенно заносил в базу данных. И произошло чудо: мы начали узнавать прибыль по каждому дню по каждому покупателю, а еще – по любой товарной группе, по заданным параметрам. Не только прибыль – рентабельность, долги, обороты, любэ. Вот где поле для аналитики! Фантастика… Наверное, Гена Пустовойт стал пятым и последним человеком, кто помог мне стать миллионером. Потому что через год я миллионером стал – весной 1996 года. Естественно, одновременно такая точно трансформация произошла и с двумя моими компаньонами – успехи и неудачи впредь у нас у всех были на троих.

Наверное, наиболее «интимным» моментом зарождающихся «брачных» отношений между мной и этими двумя из «Гена & Валера» было взаимное знакомство с провинциальными «нычками» каждого – с теми тайными ресурсами в виде покупателей, благодаря которым наращивались бизнес-мышцы. Многие «грачи» стали уже общими, но некоторые были практически «девственны». В этом состоял акт нашего взаимного глубокого доверия. Будущие региональные партнеры были одновременно нашей сильной и слабой позицией.

– Почему сильной понятно – благодаря регионам вы быстрее распродавали товар. Но в чем здесь проявилась слабая сторона?

– Они, несомненно, стали нашим «ноу-хау» в конкурентной борьбе – о чем мы не сразу и догадались: продавали у себя наш товар, ну и продавали. Во-первых, они формировали сеть продаж с долей рынка; во-вторых, мы привязали их, посадив их «на иглу» товарного кредита. В-третьих, они продвигали наш собственный бренд «Фокстрот». В-четвертых, мы хоть и называли их партнерами, но про себя считали работающими на «Фокстрот» топ-менеджерами. Их доля вторичной прибыли с таким же успехом могла называться их заработной платой. Некоторые киевские наемные топ-менеджеры зарабатывали больше, чем провинциальные собственники-партнеры, которых мы к тому же заставляли разными способами – в основном экономическими, реинвестировать большую часть их куцей прибыли в развитие общей торговой сети «Фокстрот». Такая была когда-то у меня с Маковецким басня «о бесплатном сыре и равном партнерстве 50/50». Только вот от чего половина? Схема эта дала свои плоды, когда, как при Сталине, мы быстро построили свой розничный «Беломорканал». Расцвет «Фокстрота» продолжался бы еще и поныне, если бы мы не поленились в 2002 году провести быстрые и правильные реформы полностью всех наших представительств, разделив, но не по живому, их собственников и управленцев, т. е. проведя первый и второй этапы акционирования большого «Фокстрота». Не сделали, а теперь уже поздно… Слабость же нашей региональной политики заключалась в том, что мы втроем были в конце обречены на сотрудничество исключительно со слабеющими и демотивированными партнерами. Сильные региональные партнеры из «фокстротовского» крепостничества, уже не реформируемого, все равно уйдут. Так будет.

– А кто был наиболее сильным из региональных партнеров? Деятельность с кем приносила наибольшую прибыль?

– С моей точки зрения, самыми яркими, даже в чем-то креативными, со всеми плюсами и минусами были наши отношения с мариупольскими партнерами. Слава Сары-Юрьев пришел в «Фокстрот» после сотрудничества с Закревским – у того начинались тяжбы с прежними компаньонами, начало 1996 года. Через два года мы познакомились уже с его старшим партнером Володей Карпенко в грустной для них ситуации: товара нет, денег тоже нет. Дайте нам, пожалуйста, еще кредит – мы его отработаем и все прежние долги вернем… Я переглядывался с Маковецким, продолжая верить в возврат безнадежных долгов. Выходцев крутил при этом пальцем у виска, намекая на меня и Валеру. В итоге победил не «здравый смысл» Гены, а бесшабашная порядочность мариупольских и еще понимание психологии, легкость расставания с деньгами для успешности в бизнесе – со стороны меня и Валеры. Они долг вернули (кажется, где-то $200,000) вместе с самым дорогим в их городе коньяком на Новый 2001 год. А вот 2002 год стал для мариупольцев годом упущенных возможностей. Весь Донбасс лежал перед ними, умеющими торговать в розницу. Еще одного нашего партнера Сашу Лазовского из Донецка без хорошей команды сотрудников интересовали тогда исключительно быстрые деньги в опте и еще способ, как заманить Выходцева и Маковецкого с деньгами «Фокстрота» в авантюру под названием «Фокстрот-авто», что категорически меня не устраивало. Я решился на другую авантюру, зная о мариупольской удачливости. Карпенко наблюдал эпизод моей ссоры с Маковецким за Донбасс: кому возглавить весь донецкий «Фокстрот». Увы, Вова тогда смалодушничал.

– На каком этапе ваша квартира перестала быть офисом для компании?

– На двадцать четвертом (Смеется). Где-то лишь на третьем-четвертом этапе у нас вышло выдавить мою жену: не выдержав давление «офиса», она летом 1995 года съехала с нашей съемной квартиры на этаж ниже – в незаконченный «евроремонт» с цементным полом без паркета. Я же продолжал жить в «офисе». К тому времени в комнате-офисе, кроме меня находился еще один новый сотрудник – Гена Пустовойт, которого я все-таки выманил из «Нью-Винда» более выгодными условиями работы. Влад Матковский полгода, как перестал сторожить по ночам гараж, и работал на складе кладовщиком. Когда я предложил Владу эту должность вместо сторожа, он задал наивный вопрос о том, какие у него перспективы профессионального роста. Я ответил ему, что, как у кладовщика, у него перспектив нет, разве что старший кладовщик. Еще через полгода, в начале 1996 Влад Матковский возглавил весь менеджмент будущего «Фокстрота». В течение почти трех лет он был исполнительным директором – до своей гибели в автомобиле осенью 1998 года.
Тому, что Лиля покинула офис, радовались все три основателя «Фокстрота» – и я, и Гена, и Валера. Особенно Валера – он, наконец-то почувствовал себя полноправным хозяином всей квартиры. Я радовался тому, что появилась возможность набрать необходимый для офиса персонал. Выходцев радовался с нами за компанию – по сути, в его «вокзальной» работе изменения пока не предвиделись. Бывшую комнату-офис я сделал менеджерской, детскую – программистской, спальню мы превратили в бухгалтерию, а гостиная таковой оставалась и далее – для переговоров, учредителей, для приема гостей и т.д. Нам удалось впихнуть в менеджерскую четыре письменных стола – для меня, Влада Матковского (я сразу же забрал его со склада), Иры Пономаревой (ее поначалу привел Пустовойт, чтобы она готовила пиццу, но Ира оказалась способной в бизнесе) и для Гены Пустовойта. У нас также появилась маленькая компьютерная сеть. Но людей по-прежнему не хватало. И с первого сентября 1995 года я решился после долгих колебаний взять на работу Георгия Дигама. Сначала – начальником склада. Позже – чтобы когда-нибудь мы перестали быть «дикими капиталистами». Дигам с поставленной задачей справился на отлично, но о нем и его богатом «фокстротовском» пути – отдельное интервью.

– А когда у «Фокстрота» появился первый «настоящий» офис?

– Из квартиры по ул. Довженко, 16-В мы окончательно перебрались в первый настоящий офис – через дорогу наискосок – по ул. Дегтяревской, 48 только лишь к Новому 1997 году. Сначала было страшно – в квартире мы все-таки чувствовали себя защищенными – от бандитов, от милиционеров… ООО «Фокстрот» уже год, как было зарегистрировано. Его номинальным директором стал Георгий Маркович Дигам. Он в этой должности устраивал тогда всех – и учредителей, и налоговые органы. Исполнительным директором, как я уже сказал, был покойный Влад.

– Владимир Владимирович, а что, по-вашему мнению, стало тем рычагом, который «вытолкнул» «Фокстрот» на вершину?

– Мы имели много конкурентных преимуществ, но самым важным – судьбоносным для «Фокстрота» явилась привязка топ-менеджмента через заработную плату к прибыли компании. Причем они не просто получали зарплату в виде доли процента от прибыли – процент имел прогрессию, т.е. чем выше прибыль, тем выше доля процента завязанного зарплатой топ-менеджера. Эффект оказался потрясающим. Мы ввели такую схему оплаты весной 1996 года, как только все втроем стали миллионерами. Через три месяца прибыль в компании выросла вдвое: до $500,000 в месяц. Помню, как спорил со мной Маковецкий, когда я предложил новую схему оплаты: «Володя, а не слишком ли для них будет жирно получать пятерку в месяц?». Дело в том, что прогрессивная оплата предусматривала 1% при достижении месячной прибыли $500,000. Я ему тогда так ответил: «А не слишком ли для нас будет жирно заработать пол-лимона всего за месяц?». Оба как в воду глядели…

Я гордился тем, что наши ведущие сотрудники зарабатывают на уровне среднего класса европейских стран, что они могут позволить семье отдых летом на островах, а зимой – в Альпах. Я гордился степенью поразительно доверительных отношений в компании между ее основателями-работодателями и представителями «наемного труда». Мы под честное слово выдавали льготные кредиты на жилье и личный транспорт зарекомендовавшим себя менеджерам. С другой стороны, персонал не боялся на таких же точно условиях хранить сбережения на своих счетах в учетной базе «Фокстрота». Причем удивительно то, что по балансу компания всегда больше в долг у сотрудников брала, чем им выдавала – сальдо на 2002 год доходило до двух миллионов долларов кредита нам от наших же сотрудников. А потом взаимное доверие рухнуло.

К сожалению, компаньоны мою гордость не только не разделяли, но всячески осуждали, причем осуждение росло в той же прогрессии, в какой росла прибыль и, соответственно, зарплата менеджеров. Валера мою позицию называл «дешевым популизмом», а Гена на этот счет временами просто нецензурно выражался. Тупик…

– А когда этот «тупик» впервые показался на горизонте?

– Простите за невольный каламбур, но из-за тупика весь горизонт потом пропал. Помню, первый раз я сцепился с Маковецким еще в начале 1995 года. Повод был ничтожным, но весьма показательным: я предложил взять на постоянную работу водителя с собственным КАМАЗом, чьими услугами мы часто стали пользоваться. Такая необходимость возникла из-за того, что человек был нарасхват, и временами мне, выполнявшему еще и функции логистика, приходилось с трудом находить ему замену. Выходцев со мной согласился, а Маковецкий запротестовал: «Нечего людям лишние деньги платить – будем заказывать, как и раньше, когда понадобится». И тут я просто начал на Валеру кричать: «Ты, блин, на работу приходишь, когда тебе вздумается! А то вообще днями где-то пропадаешь. И ты, смеешь после этого мне указывать, как с кем и сколько работать?! Сядь, на фиг, с утра на телефон – и убедишься, что ты сейчас смолол чушь». Реакция Маковецкого на мои слова была поразительной: «Все! Я завтра ухожу из компании». И уехал… Выходцев во время перепалки не проронил ни слова. На следующий день Маковецкий приехал ко мне домой весь «шелковый». О вчерашнем разговоре никто не вспоминал. Водителя мы в тот же день взяли на $500 месячной зарплаты и $500 в качестве амортизации за транспорт и запчасти.

Какое-то время после этого Валера не совал свой нос куда попало, а потом все вернулось на круги своя. С прогрессирующей тенденцией. А я сделал для себя вывод на ближайшие годы: считаешь нужным что-то сделать – делай, ни с кем не советуясь. Оказалось, Валера по такому принципу поступал все годы «Фокстрота». Так мы к 2001 году доруководились. В какой-то момент собственную волюнтаристскую, иногда безмозглую инициативу начал вдруг проявлять Выходцев. А это уже очень серьезно. Похоже, был упущен момент, когда в компании «Фокстрот» следовало создать департамент по чрезвычайным ситуациям…

Осенью 1996 года мои нархозовские институтские приятели предложили купить в Конча-Заспе участки земли под строительство дома. Земля – полгектара плюс береговая линия (реально с намывом около 0.8 – 0.9 га) на большой дамбе с выходом на Днепр – стоила тогда $45,000. Я предложил Гене и Валере купить всем вместе три участка. Маковецкий, как обычно, отмолчался, а Выходцев приехал в Конча-Заспу и в унизительной форме с гиканьем начал вычитывать продавца: «Кому ты собираешься втюхать землю за $45,000? Она и $15,000 не стоит», – потопал ногами по земле для большей убедительности слов и уехал. Один покупать такой дорогой участок (а строительство?!) я себе не мог позволить. Через полгода Маковецкий на покупку созрел, но нам пришлось выложить уже по $60,000 каждому. А если бы мы опоздали еще на месяц – платили бы по $90,000. Сейчас за такие участки предлагают $6,000,000, но желающих продавать нет. Маковецкий живет в доме по соседству с моей бывшей женой Лилей – ей я подарил уже построенный дом с участком земли. Выходцев нашел себе дешевый вариант: 10 соток, с соседями по дому возле нового Ботсада, с видом на промзону Теличка и с грохотом проезжающих мимо поездов.

– А почему не выгорело с земельным бизнесом? Вроде бы вы им тоже занимались…

– Видя, как стремительно дорожает земля, я предложил компаньонам бизнес по торговле землей и стал работать в этом направлении: привлек профессионала – Олега Степаненко, человека, которому Выходцев в «дофокстротовское» время стеклил балконы. Позже этот человек на какое-то время в бизнесе «рухнул», а я помог ему снова подняться. После двух удачных сделок мы с ним как-то в 2004 году обнаружили, что «Гена & Валера» платят в силовые структуры деньги «Фокстрота» (а значит и мои!), чтобы следующая наша сделка с землей сорвалась. Фантастика! Вот, оказывается, насколько влияние в компании важнее ее прибыли!

– Насколько понимаю, это был не последний ваш проект, на котором партнеры ставили крест…

– Еще, когда мы втроем общались, но общение подходило к концу, «Гена & Валера» двумя третями голосов зарубили два моих проекта – имиджевый и социальный. Был все тот же 2002 год. Первый проект предполагал открытие в нашем новом десятиэтажном офисе по ул. Дорогожицкой, 1 ресторана «Фокстрот», как участника сети ресторанов «Козырная карта». Я вел переговоры с Андреем Задорожним, и он не горел желанием в этом проекте принимать участие, резонно полагая, что Дорогожицкая – не самая лучшая в Киеве улица для ресторанного отдыха. Моей задачей было: переубедить Задорожнего, заинтересовав отсутствием арендной платы, включить «фокстротовскую» лисичку в дисконтную карту сети ресторанов с целью имиджевой рекламы нашей компании, не искать материальную выгоду от ресторанного проекта, а также не оставлять слишком много денег в соседнем ресторане «Токио» по ул. Зоологической. «Мы на этом ничего не заработаем», – вердикт 2/3, «Гены & Валеры». Но ведь ничего и не потеряли бы… Второй мой проект предполагал строительство в здании офиса спортивного зала для сотрудников группы «Фокстрот». Мы уже практиковали погашение части стоимости спортивных абонементов для сотрудников, но моя идея заключалась в том, чтобы люди видели, что о них здесь заботятся и не на один год. «Прибыль проекта» была бы оттого, что работники и члены их семей становились бы здоровее – физически и морально. Плюс важно, когда работа и отдых по одному адресу. Я ничего сверхнового не придумывал – это обычная практика развитых капиталистических стран, т.н. «союз труда и капитала». Вердикт Маковецкого: «Зачем он нужен? Я в этот спортзал ходить не буду». «А тебя туда никто не приглашает! Это для сотрудников. Не все в этой жизни для тебя!», – взорвался я…

– С партнерами-миллионерами у вас не сложилось, а как строились отношения с женой?

– Сначала не сложилось с женой, а с миллионерами – намного позже. Еще в 1996 году моя семейная жизнь окончательно разладилась. Я из дому от Лили то уходил, то опять к ней возвращался. Так прошло еще три с половиной года жизни. К августу 1999 года уходов оказалось на один больше. Выходцев меня самоуверенно успокаивал: «Володя, таких мужчин не бросают». Наверное, он имел в виду себя и Иру Пенкину (Выходцеву). Для подтверждения своего тезиса они, кажется, даже обвенчались…

Летом 1997 года я выполнил еще одно обещание, которое дал Лиле в 1992 году – повез ее в Италию: Рим, Ватикан, Неаполь, Таранто, Солерно… Финальнымным аккордом поездки стала шиншиловая шуба Fendi, купленная в бутике за $40,000. Я позвонил из очереди в музей Ватикана финдиректору Романенко с просьбой положить на карточку Visa нужную сумму. С продавщицей было даже неловко торговаться, единственное, о чем ее попросил – вычесть сразу из стоимости шиншилы tax free. В римский аэропорт на киевский рейс мы ехали на двух такси: в одном – Лиля, Вадик и я, в другом – шуба Fendi для предъявления на таможне. После шиншилы семейные скандалы начали происходить не только у одного собственника «Фокстрота», вашего собеседника. Думаю, что фирма Fendi еще в 1997 году создала серьезную трещину в фирме «Фокстрот». Возник прецедент – жены и любовницы компаньонов призадумались. Лиля потом часто во время семейных ссор «пугала» тем, что сожжет назло очень дорогую шубу – в основном по телефону, требуя, чтобы я вернулся.

– Владимир Владимирович, а вы могли бы по временным периодам разбить историю компании? Например: дество, юность и т.д.

– Историю компании «Фокстрот» несложно разделить на три периода: рождение, расцвет и упадок. Связь с экономическими показателями достаточно условна. Определенный рост есть и в периоде упадка. Просто, если бы на это время приходился расцвет, рост был бы совсем другим. Рассматривать нужно динамику, какие-то наметившиеся тенденции, т.е. ускорение важнее скорости, ускорение за единицу времени важнее просто ускорения. Нам иногда нужно учить дифференциалы. Потому историю компании «Фокстрот» я итегрирую следующим образом: 1994–1997 – рождение, 1998–2001 – расцвет, 2002–2008 – упадок. Он всегда самый длинный – всем понятно. Как старость обычно дольше детства. В этом интервью я не имел права «залезать» в иные периоды, кроме первого. Если начало группы «Фокстрота» попытаться описать кратко, то это будет выглядеть примерно так:

1995 год. «Первый наезд на всех» гасил исключительно Гоша Дигам. После первого наезда у Гоши начался первый расцвет. Первый безнал в компании организовал Гена Выходцев осенью 1995 года. За полгода до этого он также организовал мне и Валере покупку акций банка «Украина», утверждая в унисон со своим старшим братом и клерком банка, что нет в государстве Украина надежней банка, чем банк «Украина». В истории «Фокстрота» списание убытка от этих акций было самым первым крупным списанием в убыток. В 1995 году у нас было всего два проверенных лично Выходцевым конвертатора «безнала в нал» – одного звали Оганес, а имя второго уже не помню. Оганес Саркисян кинул компанию на $120,000, а второй – всего на $12,000. Расставались с ними очень плохо – оказалось, что у обоих, как и у клерка банка «Украина», был свой протоптанный путь попадания в Страну Дураков на Поле Чудес под названием «Фокстрот. Темы для Буратино». Честный «безнал» организовал только Игорь Кашапов – он был директором нашего первого ООО – «Яга».

1996 год. «Прощание с бандитами» Выходцеву организовал мой знакомый зек по кличке «Галерея» – любил сложную музейную татуировку. Дело в том, что ни разу в бизнесе я не прибегал к помощи бандитов – не было смысла. «Гена & Валера» вляпались в какие-то бандитские разборки, торгуя испод полы возле комиссионного магазина. Тогда рэкетиры им выставили дань – $300 в месяц. «Дань» попала их специфическим «ноу-хау» в общий со мной котел. С годами она начала расти как на дрожжах, и однажды мне захотелось все- таки познакомиться с главным бандитским «решаловым» по кличке «Цыган». У него тоже было влияние на Гену Выходцева, как и у остальных «сыновей лейтенанта Шмидта». Мой знакомый «Галерея», увидев «Цыгана», сказал: «Этому больше не платить. Он не крыша, а мошенник. Вам он никогда не поможет». Так буднично произошло наше расставание с бандитами. «Цыган» не возражал.

Летом 1996 года я решил с финансовым директором Володей Романенко лететь в Ригу и открывать свою оффшорную компанию в «Балтийском международном банке» («BIB»). Вопрос давно стал для нас актуален – оставалось заручиться хорошими рекомендациями. Их нам предоставил тот же человек, через которого мы купили с Валерой землю в Конча-Заспе. Тогда же я по поводу off-shore сцепился с Маковецким в «двадцать первый раз». Я неприкрыто издевательски высмеивал все его аргументы против моей и Романенко затеи: «Ты, Валера, утверждаешь, что нам дешевле и надежнее хранить деньги на счетах Sony и Samsung’а? Не хочешь предложить этим компаниям, чтобы они каждое утро заказывали для нас необходимое количество КАМАЗов под развозку товара?». Я дал Маковецкому за все годы массу поводов меня возненавидеть. Выходцеву тоже. И их женам тоже… И Лиле.

Sprotiv.org